Окровавленной брошью Луна к коже небес
Приколота по живому острой иглою
С гагатной застежкой; блестит ледяной надрез
Нештопанным шрамом над вытертым ртом героя,
Которому вечно теперь пересказывать ти-ши-ну...
Но это случилось не нынче и нечего ныть.
Я только увидев тебя отходящим ко сну
Овцу заколола и стала тебя хоронить.
Полынь разоткала и почвы ковер распустила,
Разрезала землю до каменноскальной грудины
И, вытащив сердце земли из оголенного тыла,
Затылком на след его красный тебя уложила.
Аэд крутит в пальцах свой сказ как льняную нить,
Сучит слюной пряжу, свивает в ночи слова.
А я сто стихов спицей сшила тебе на саван
И стала в речных предречениях тебя хоронить
Как рваный месяц - как скомканный, смятый куплет,
Как острый нож, застрявший в девственной плеве,
И если кроме нас никого здесь нет,
То значит мы еще в материнском чреве,
Где каждый обретает навек покой
Под лопнувшей недозвеневшей струной кифары,
В недогоревшем курении фимиамов,
Развеянном слабовольной скупой рукой...
Но вовсе не это плохо, а плохо то,
Что, говоря, глаза твои лишь молчали -
И
Медленно
С апокалиптическим грохотом
Захлопнулась крышка рояля.